Дрянь. Маленькая дрянь.
Она вдруг полюбила кофе. Безумной, граничащей с зависимостью любовью. День был омерзительно долгим, если начинался с чашки чая, а не кофе. Сигареты становились гадкими без дозы кофеина между затяжками.
Она вообще была странноватой. По крайней мере, однокурсники её не понимали. Или не пытались понять? Да и вправду, кому оно надо – копаться в проблемах неразговорчивой, удивительно закрытой девушки. Ее имя-то забывали постоянно, не говоря уж о фамилии.
Зато если бы среди них нашелся человек, который умеет заглядывать в душу, он очень удивился бы.
Слово «смерть» не было для нее загадочным, романтическим, как для многих в восемнадцать лет. Она боялась его. Боялась отчаянно, больше всего на свете. Потому что это единственное, что не подразумевает пути назад. Ни-ког-да.
Пока отец был на работе, она (а звали ее, вроде бы, Саша. А может, и нет. Но все же пусть будет Саша, раз уж на то пошло) выходила на лестницу в подъезде, открывала окно во двор и садилась на подоконник. В ноябре рано темнеет – и к шести вечера не было видно практически ничего.
Доставала сигарету из пачки. Саша начала курить не потому, что хотелось попробовать, не потому, что предлагали друзья, и даже не из-за нервов. Ей нравилось держать сигарету, зажав ее между средним и указательным пальцами. Нравилось поджигать самый кончик. Нравилось делать затяжку – особенно в темноте. А больше всего она любила запах жженой бумаги, которым пропитывались пальцы на правой руке...
Она вообще была странноватой. По крайней мере, однокурсники её не понимали. Или не пытались понять? Да и вправду, кому оно надо – копаться в проблемах неразговорчивой, удивительно закрытой девушки. Ее имя-то забывали постоянно, не говоря уж о фамилии.
Зато если бы среди них нашелся человек, который умеет заглядывать в душу, он очень удивился бы.
Слово «смерть» не было для нее загадочным, романтическим, как для многих в восемнадцать лет. Она боялась его. Боялась отчаянно, больше всего на свете. Потому что это единственное, что не подразумевает пути назад. Ни-ког-да.
Пока отец был на работе, она (а звали ее, вроде бы, Саша. А может, и нет. Но все же пусть будет Саша, раз уж на то пошло) выходила на лестницу в подъезде, открывала окно во двор и садилась на подоконник. В ноябре рано темнеет – и к шести вечера не было видно практически ничего.
Доставала сигарету из пачки. Саша начала курить не потому, что хотелось попробовать, не потому, что предлагали друзья, и даже не из-за нервов. Ей нравилось держать сигарету, зажав ее между средним и указательным пальцами. Нравилось поджигать самый кончик. Нравилось делать затяжку – особенно в темноте. А больше всего она любила запах жженой бумаги, которым пропитывались пальцы на правой руке...
Наверное...
Просто "вылила" туда эмоции. Может, и правда отчаяние. Я не знаю.
Лучше пусть останется вот так, на "бумаге", чем внутри..))